«Нет! — сказал тогда американский начальник. — Так не пойдёт! Мы должны — ВЕРИТЬ. Мы должны ПРОВОЗГЛАШАТЬ».

И тогда мы очень сильно напряглись и стали Верить, что вот сейчас увидим бергамотовый чай, особенно Верил я, потому что меня страшно заебало таскаться по слякоти, и вообще я любые базары ненавижу.

И ничего, помогло: у какой-то киргизской старухи, среди гуталина и прищепок, действительно обнаружилась пачка бергамотового чаю. Причем старуха, видимо, сама не знала, откуда эта пачка взялась и вообще её в первый раз видела, но сразу сообразила, что это нечто драгоценное и заломила за неё пятьдесят долларов. Сторговались, впрочем, на тридцать сомов, что очень существенно меньше, но это не важно.

Потом всю дорогу до гостиницы Ак-Кеме американский начальник пиздел про волшебные духовные практики, которыми он будто бы владеет, совал мне под нос свой вонючий чай и вообще страшно гордился собой, как будто я тут ни при чём.

И действительно, больше у меня такие фокусы без американского начальника ни разу не получались, ну так, иногда, по мелочи, не считается. Вот даже лампочку уже недели две никак не могу купить.

Вертолёт

Как-то так удивительно сложилась жизнь, что никогда раньше не видел, как взлетает вертолёт.

Оказывается, вертолёт совсем летать не хочет и не умеет. Он хочет стоять на полянке, свесив по бокам пропеллер, и чисто абстрактно иногда размышлять насчёт чому я не сокил. Для Полётов на Небо он предназначен примерно как пивной ларёк из произведения писателя Житинского. Или, скажем, сарай с разным мелким инвентарём наподобие граблей и тяпок.

Хуже вертолёта к летанию приспособлена только космическая ракета. Я однажды служил в военно-строительных войсках и наблюдал такую ракету, когда она улетала в Космос. Она медленно-медленно отрывала свою толстую Жопу от бетона, потом некоторое время висела, шатаясь, в двух метрах от земли, обдумывая, видимо, соблазнительную мысль про то, что а чо бы прямо сейчас не завалиться набок и не устроить тут всем вам Невъебенный Праздник. Потом она как мюнхаузен карабкалась и карабкалась на небо, куда-то наверное выползала, видимо, парила там в невесомости и становилась прекрасная и летучая, но этого уже нихуя никому не было видно.

Папа Римский

Однажды, когда я пил возле дерева пиво-балтика, подошёл ко мне человек в шляпе и пиджаке на голое тело и сказал со значением: «Папа Римский Пий IV показал конкистадорам масонскую курицу».

Сообщив это важное сведение, он удалился.

А я потом два с половиной часа размышлял про: Папу Римского Пия IV, Папу Римского Павла II, про целибат и американских батюшек, которые ебут детей, про конкистадоров, кастанеду и кьеркегора, и про такую уже совсем невозможную дрянь, про которую и думать-то неудобно.

Нет, давно уже пора этих сумасшедших запретить.

Шышки

Сидел я однажды под сосенкой недалеко от платформы Переделкино и рассматривал Шышки.

Думал: «Вот Шышка. Вот ещё одна Шышка. И ещё одна Шышка. И вот Шышка. Шышек много». Мысли.

Вдруг подходит человек. Не так чтобы совсем бомж, но близко, очень близко. Из интеллигентов. «Извините, — говорит, — который час?» «Пять минут второго», — отвечаю.

Человек не уходит. «Извините ещё раз, — говорит, — а как Вас зовут?» «Зачем?» — спрашиваю тупо. «Пообщаться», — говорит. На пидора вроде не похож. «Зачем?» — снова спрашиваю ещё тупее. «Ну это… Проблемы же у всех… В семейной жизни… У всех же бывает…» «У меня нет проблем, — говорю я раздельно. — У меня нет семейной жизни. Я не хочу ни с кем общаться».

Я иногда умею Правильно говорить такие штуки, так чтобы люди сразу шли нахуй. Я даже иногда умею правильно сказать «ступай, голубчик, ступай», но это редко.

Человек ещё некоторое время стоит, видимо, потрясённый, затем сухо говорит «извините» и удаляется.

Минут через пять надо мной нависает тень уже совсем другого человека. «Здорово, брателла», — говорит Другой Человек и протягивает руку со страшными чорными ногтями. Из-за его плеча выглядывает давешний интеллигент. «Блять! — думаю я, — сейчас же все мозги выебут, потом драться полезут». «Сидишш?» — это Другой Человек задаёт самый тупой из всех идиотских вопросов. «Нет, — говорю, — уже не сижу. Уже иду на электричку. В другой раз как-нибудь поговорим, ладно?»

Ну и пошёл действительно на электричку. Люди стояли неподвижно и смотрели мне вслед. Я вот думаю: может быть, они на самом деле просто любят побеседовать с обитающими в посёлке Переделкино прозаиками и поэтами. О жизни там, о судьбах России, ну и вообще мало ли о чём можно поговорить.

Покойнички

Надо умирать время от времени, вот что.

Чтобы люди поели на наших поминках блинов, напились компоту и всё разграбили: драгоценные бумажки и розовую зубную щётку — всё в помойку.

А потом выкопаться из могилки и прийти к ним в полночь. Вышибить все двери нахуй, усесться, закинуть ногу на ногу:

— Что, суки, обрадовались, да? Думали, избавились, да? А вот вам Хуй! (достать Хуй), у меня тут есть Списочек. Претензий к вам. Сейчас будем все претензии подробно выяснять.

Пиздеть до утра, потом всех перекусать и уйти спать к себе в могилку.

Потом, когда они придут ночью на кладбище с серебряной пулей и осиновым колом, подкараулить их со спины, всё отобрать:

— А вот Хуй вам опять! (снова показать Хуй). У нас ещё Списочек не кончился.

Опять всех покусать немного и прогнать с кладбища, нечего тут зубами стучать.

Главное Хуй почаще показывать. Люди от этого вздрагивают и слушают потом внимательно.

А то обычно кивают, да-да, говорят, конечно-конечно

Человечеству

Человечество, у меня к тебе есть предложение, взаимовыгодное. Слышишь: взаимо-ВЫГОДНОЕ. Тебе то есть тоже выгодное, понимаешь?

В общем, давай так: ты мне будешь каждый месяц выдавать какую-нибудь смешную сумму, типа долларов пятьсот. Лучше, конечно, тысячу, но ладно, пусть будет пятьсот, ты же за тысячу вообще задавишься, хотя по тебе эти доллары триллионами туда-сюда шмыгают. Пусть пятьсот, но чтобы ПРОСТО ТАК, ни за что. Даже не за то, что я такой милый, хотя, конечно, я безусловно очень милый, пусть тебя это не волнует.

А я за это перестану делать всякую идиоцкую хуйню, а буду делать только то, что мне нравится, и наделаю тебе разных чудесных бесполезных штучек, и какие-то люди из твоего числа будут этим штучкам радоваться, что вот вроде бы и хуйня, а как приятно. А потом на радостях пойдут и построят для тебя что-нибудь Полезное, вот от сюда аж воон дотуда, всё в фонариках и фонтанчиках, и будет тебе Красота.

В общем, давай соглашайся — это страшно выгодное дело, страшно, даже не сомневайся.

Окончательная Бумажка

Мне нужна Окончательная и Безоговорочная Бумажка. Вот такая:

Предъявление Вам Подателем Сего настоящей Окончательной, Безоговорочной, Безотзывной, Релевантной и Пленипотенциарной БУМАГИ означает что:

1. Податель Сего не желает Вам добра.

2. Податель Сего не желает Вам зла.

3. Податель Сего не желает Вам ничего.

4. Податель Сего не помнит Вашей фамилии.

5. Податель Сего через пять минут забудет Ваше имя.

6. Податель Сего не знает и не хочет знать:

а) в штанах Вы или без штанов;

б) какого цвета у Вас волосы;

в) мужчина Вы или женщина.

Посему Вам надлежит немедленно проходить, не задерживаться. Так надо.

Самый Наиверховный и Генеральнейший Всех Вас Директор, Начальник и Генералиссимус

Печать и восемнадцать степеней защиты, блядь.

Ху из Горчев

Вот ведь чёрт меня дёрнул позвать писателя Горчева из Казахстана в наш угрюмый Питер, который сгубил уже не одного русписа болотными своими испарениями. Николай Васильевич Гоголь, предок Горчева, помнится, служил здесь делопроизводителем, сидел за конторкой, как Горчев сейчас сидит за компьютером в окошке на Первой линии Васильевского острова, где его может лицезреть каждый, если Горчев дойдёт до работы.